Кошка в светлой комнате - Страница 6

– Где они живут, ваши вурдалаки? – спросил я. – В лесу?

– И в лесу, и в городе. Они…

Я схватил ее за руку, и она мгновенно затормозила, джип снова занесло поперек шоссе. Отличные были тормоза, и реакция у нее превосходная.

– Что случилось? – спросила она тревожно.

– Я, наверное, сойду. Это опасно – оставаться здесь одному?

– Здесь – нет, город близко. А что тебе понадобилось?

– Естественные потребности, – сказал я. – Ты уезжай, не жди.

– Мы тебя обязательно найдем в городе, – сказала она. – В городе поселишься в отеле «Холидей». Знаешь, что такое отель?

– Примерно представляю. Понадобятся документы или деньги?

– Что?

– Деньги или документы.

– Не понимаю, о чем ты. Остановишься в отеле «Холидей». Как тебя зовут?

– Капитан Алехин. – Я щелкнул каблуками. Здесь я мог позволить себе непозволительную в других местах роскошь именоваться собственной, то бишь полученной при рождении, фамилией. – Капитан Александр Алехин.

– Меня зовут Кати, – сказала она. – Ну, до свиданья. Можешь остановить броневик, они подвезут, только не вздумай и с ними шутить насчет вурдалаков… Пока.

Она показала мне язык, и джип умчался. Я огляделся, сошел на обочину и зашагал в степь, вправо от дороги – туда, где виднелись эти обломки. Я знал, что могу увидеть их здесь, где же им еще быть, как не здесь, но подсознательно надеялся, что все будет не так примитивно, что это не просто авария, а мостик к чему-то глобальному, важному. Так думали обложившие островок светила научной мысли, так думали и у нас, все мы надеялись на нечто значительное, великое, эпохальное, на сияющие горизонты, доступные вершины, еще вчера считавшиеся непокоримыми. Воздушные замки. Уютные фуникулеры, ведущие к снеговым пикам, куда до сих пор доползали на брюхе лишь отчаянные одиночки – по одному везунчику на девяносто девять почетно сгинувших без вести. О многом мы грезили, не привыкшие грезить люди, наблюдая в бинокли за островком…

Когда-то, совсем недавно, всего три дня назад, это был скоростной вертолет «Орлан», маневренная и надежная машина. Теперь передо мной громоздились перекрученные лохмотья ферролита, землю усеяли клочья обивки и осколки унилекса – небьющегося стекла фантастической прочности. Дед бил-бил – не разбил, баба била-била – не разбила… Один решетчатый хвост остался нетронутым, красно-синий хвост с яркой эмблемой биостанции «Зебра» – его я и увидел из машины. Красивое перо мертвой птицы.

А земля вокруг нетронута, цела трава, целы низкие серые кочки, придающие равнине вид коварного болота. Ни малейшего следа, несмотря на то что падавший с высоты вертолет должен был разметать землю, вспахать ее, вырвать кочки, оставить заметный след. Я служил когда-то в вертолетных частях и хорошо знал, как это выглядит… Или на здешнюю почву наши законы природы не действуют?

Я ударил каблуком по земле. Земля была твердая, пронизанная корнями, но каблук все-таки выбил крохотную ямку. Земля самая обыкновенная. Либо разбитый вертолет был опущен на землю медленно, плавно, с нормальной посадочной скоростью, либо все произошло где-то в другом месте, и обломки перевезены сюда.

Нечего и пытаться пролезть в кабину – кабины не было. Я принюхался – сладковатого запаха разложения не чувствовалось, пахло только сухой травой, краской, свежей синтетикой – «Орлан» был новенький, Бауэр решил его обновить и обновил вот. Руди, кто это тебя так?

Я обошел обломки со стороны бывшей кабины и замер. В тени стоял голубой пластиковый ящик, и на ящике сидел Рудольф Бауэр, сидел, свесив длинные руки меж колен, загорелый, безмятежный, одетый так, как был одет в день своего исчезновения, и одежда – чистая, отутюженная, новенькая. Даже запах его любимого одеколона «Шери» витал в воздухе.

– Ты… ты чего здесь сидишь? – спросил я хрипло.

Бауэр спокойно и неторопливо поднял голову, наши взгляды встретились, и я охнул. Это нельзя было даже назвать взглядом идиота, гораздо страшнее – пустота. У любого идиота в глазах что-то есть, хотя бы один идиотизм, а у ЭТОГО был пустой, как вакуум, взгляд, взгляд, из которого отсосано все человеческое и ничего не дано взамен. Ни малейшей тени каких бы то ни было эмоций. Бессмысленная стерильная пустота.

– Кто ты такой? – спросил Бауэр столь же стерильным, профильтрованным голосом, и его лицо осталось неподвижным, а глаза смотрели сквозь меня с величавым спокойствием слепых бельм степной каменной бабы, повидавшей на своем веку слишком многое, чтобы интересоваться каким-то там одиноким двуногим. Впрочем, и равнодушия в этом взгляде не было. Ничего не было. Просто Пустота.

– Бауэр, – сказал я, и мне хотелось плакать. – Руди, ты же меня знаешь, мы с тобой сто раз летали на рыбалку, и ресторан «Камеамеа Великий», помнишь? Я Алехин, капитан Алехин, неужели ты забыл?

– Я тебя не знаю, – сказал он. – Оставь меня в покое.

– Может быть, тебе лекарства? – Я потянулся за аптечкой.

– Никаких лекарств, – сказал этот манекен. – Оставь меня в покое.

Разумом я понимал, что это не Руди, что все так и, останется, но сердцем не смог принять – суетился вокруг него, совал ему ампулы, пытался заставить встать и идти за мной, а он отстранялся, отводил мои руки, монотонно просил отстать, отвязаться, оставить его в покое, уйти и не надоедать. Не узнавал меня и не хотел со мной разговаривать, не хотел ничего делать и принимать от меня помощь. Я выбился из сил и отступился наконец. Все равно что биться головой о каменную стену, только стена еще и заявляла человеческим голосом, что она всем этим недовольна и просит меня идти своей дорогой.